Мы запустили цикл материалов «Художники о художниках». Для написания первого – о Марине Абрамович, которой сегодня исполняется 77 лет – мы пригласили художницу Жанар Берекетову @acoolblackandwhiteabstracthing.
Неделю назад я узнала, что у Марины Абрамович (серб. Марина Абра́мовић) день рождения 30 ноября — редакция ‘98mag предложила написать эссе в в колонке «Художники о художниках». Тексты я пишу редко, мне стало интересно; внезапно я и Абрамович «официально» оказались в одном фрейме, и это любопытно.
Самое явное столкновение и соприкосновение практик происходило во время Dasha+Zhanar (совместно с Daria Pugachova). Мы бежали и сталкивались телами как Абрамович и Улай (нем. Ulay) в Relation in Space (1976). С одним нюансом — мы не смотрели друг другу в глаза (сделали это через два года), а через столкновение «разблокировали» телесную коммуникацию (воздействие других перформансов — голос, наблюдение и т.п.). Но визуально сходство налицо, и мы обе видели культовые работы художницы.
Dasha+Zhanar, Unlock performances #3
Про перформанс как медиум и Марину Абрамович я узнала одновременно — глава курса графического дизайна в Британке Sebastian Campos как-то упоминал её работы — Rhythm 0 (1973), Rest Energy (1980), Relation in Time (1977), Nightsea Crossing (1986). Меня впечатлило, что средством может служить тело, а действие — и есть работа.
Например, в Rest Energy Улай натягивает стрелу за счёт гравитации своего тела в Марину, и если он отпустит, то она пронзит её тело. Когда узнала про перформансы Абрамович, это было столкновением с неизвестным – в главных музеях города перформансы тогда не показывали. Мне близки её хрупкость и честность, где тело — инструмент, вещь, набор материальных характеристик, с одной стороны. С другой — такую «вещь» сложно продать или повесить на стену, работа вряд ли станет украшением интерьера (хотя я бы на такое посмотрела!).
Как-то нам дали бриф взять чужой видеоряд (можно смонтировать) и поменять звук так, чтобы смысл трансформировался. Я выбрала перформанс Марины Абрамович The Great Wall Walk (1988), где она и Улай идут с разных концов Китайской Стены навстречу друг другу и «The Artist is Present» (2010), где приход Улая на партиципаторный перформанс стал для Марины неожиданностью. Поверх смонтированного видео я добавила The Sound of Silence Simon & Garfunkel (1964). Здесь молчание — и личное, и перформативное, которое часто присутствует в работах Абрамович. Оно заполняет пространство, становится осязаемым.
Однажды я не могла уснуть и зашла на Amazon c телефона. В конце 2016 года художница выпустила автобиографию Walk Through Walls, и я купила свою самую дорогую книгу. Одну из 1,970 копий, подписанных художницей. Книга прекрасно сделана — твёрдая красная обложка с равномерными отверстиями, через которую просвечивается чёрно-белый портрет Абрамович. Внутри желтоватая бумага с неровными краями. Было особенно любопытно узнать «изнанку» перформансов, что она думала и чувствовала. Читать первоисточник, как мне кажется, достовернее, точнее, чище. Мне тяжело даются кураторские тексты, а самого художника услышать хочется.
Часто говорю студентам и верю в то, что боль — это часть процесса. Чаще в переносном смысле (переделать работу много раз, сильно трудиться, идти неровным путём, хотя это далеко не всегда рецепт хорошей работы). Но иногда присутствует и боль-боль, физическое преодоление себя, сконструированная и неконтролируемая опасность. В перформансе Rhythm 0 Абрамович исследует границы личного и публичного, предоставляя зрителям возможность сделать с ней всё, что угодно при помощи 72 предметов (вилка, зеркало, краска, ножницы). Публика истязала Марину, и перформанс прервал владелец галереи, когда один из зрителей направил на неё пистолет.
‘Rhythm 0’, Marina Abramovic, 1974
Настолько опасные ситуации я не создаю; в каком-то смысле, даже наоборот. В перформансе Stonehenge из цикла «В городе Л.» оператор бросает камни мимо меня, но рядом, и если он в меня попал, это было бы случайностью, а не намерением. Тем не менее, из-за вероятности попадания как такового, создаётся напряжение.
‘Don’t get seduced by…(имя)’, — добавлял, улыбаясь, преподаватель, когда мы обсуждали практиков искусства и дизайна на учёбе. Что означало — не «ведитесь» слепо на их работы, мыслите критически. Возьмите, что вам подходит, оставьте лишнее. Смотрите на художника со всех сторон, всё ли резонирует с вами? Мне ближе ранние работы Марины Абрамович, а также цикл работ с Улаем. В них, как мне кажется, много поэтичного и одновременно интенсивного; фокус на действии, времени, теле.
В то время как в более поздних перформансах исследуются уже внешние очень конкретные темы — сексуальные аспекты сербского фольклора в Balkan Erotic Epic, параллели с жизнью Марии Каллас в оперном проекте 7 Deaths of Maria Callas. Внешний чёткий нарратив, дорогое производство и декорации одновременно завораживают и отвлекают меня.
Balkan Erotic Epic, 2005
В 2014 году художница собирала деньги на Marina Abramovic Institute через краудфандинговую платформу, за что получила много критики. Поднимался вопрос в уместности сбора; были даже дискуссии о лицемерии — насколько «женятся» её перформативные практики (Endurance art, искусство выносливости) и такой капиталистический жест?
Сложно представить, например, что подобное делает художник-перформансист Тейчин Сье ( 謝德慶, Tehching (Sam) Hsieh). Он известен циклом годовых перформансов. В одном из них, например, каждый час в течение года он делал автопортреты. Его работы выставлялись на Венецианской биеннале и в лучших музеях/институциях мира. Тем не менее, он не превратился в продукт, а остался при своём. И речь тут не про голодного художника, я в это понятие, конечно, не верю, но про принципы. Кстати, в отличие от Marina Abramović Institute, он ответил на моё письмо, но это уже другая история.
Марина Абрамович — имя нарицательное. Говоришь «перформанс», и тут же возникает её образ. Этот рефлекс за годы активной практики как будто устоялся и стал безусловным. Её гегемонии в искусстве ничего не угрожает, она заслуженная «бабушка» перформанса, во многом, революционерка. Её смелые бескомпромиссные работы фокусировали и одно время направляли и мою практику. Когда я исследовала свои и чужие границы в коллаборативных перформансах, Абрамович «стояла за спиной» и придавала уверенности. Мне созвучен её подход ко времени (Relation in Time), которое она болезненно растягивает; внимание на процессе, а не на результате; использование своего тела как инструмент (Rhythm 10, Rhythm 0), как вещь (Freeing the Body).
Трансформация от авангардной художницы до культурной иконы и потом институции звучит неоднозначно, но что можно точно отметить, так это выход в абстрактное понятийное поле, где оценочные суждения как будто уже теряют силу. Какая разница, что о ней думаю я, вы, они? Не хочется завершать текст на очевидной ноте и говорить про монументальный вклад Абрамович в историю современного искусства, но я это только что написала; а книгу с автографом художницы в итоге я подарила, и не потому, что разочаровалась в Абрамович (возможно ли такое?), а просто захотелось.
Другие статьи на тему «Искусство»
О свободе, феминизме и уйгурской идентичности: разговор с Гузель Закир
