После короткого анимированного пересказа первого фильма картина встречает нас кадрами измученного и исхудавшего Артура Флэка (Хоакин Феникс), улыбку с лица которого оттёрла исправительная система Готэма. Подавленный и сгорбленный Флэк, в котором с большим трудом угадывается Джокер, плетётся, подгоняемый грубоватыми охранниками, по серому бетонному коридору Аркхема с ночным горшком в руках.
«Расскажешь шутку?», – просит героя надсмотрщик с лицом и повадками сторожевого пса (Брайан Глиссон). За шутки Артура угощают сигаретами, только вот шуток у него, кажется, не осталось. Джокер в нём совсем сошёл на нет, уступив место флегматичному Артуру Флэку, пытающемуся ужиться с собственными деяниями. Эта линия, противопоставляющая скучному Флэку его тень (юнгианскую, если хотите) в лице злого клоуна, заявлена ещё в эпилоге и тянется через весь фильм. Кто всё-таки победит — мистер Джекил или доктор Хайд? А может, тут и нет никакой дихотомии, а только плохонький театр одного актёра, пытающегося понравиться сразу всем? Эту несложную и неоригинальную интригу режиссёр делает основной в фильме. Впрочем, первая картина тоже не отливала в свете кинопроектора многообразием идей.
Положение Артура ухудшается, когда прокурор Харви Дент запрашивает для него высшую меру пресечения – смертную казнь на электрическом стуле. Спасти убийцу от смерти и отправить в специализированную клинику пытается адвокатка Мэриенн Стюарт (Кэтрин Кинер), искренне убеждённая в его невменяемости. С самого начала сюжет развивается в какой-то заунывной и скучноватой тональности (ну не этого ждёшь от мюзикла по «Джокеру»), но всё резко меняется, когда на экране появляется Харлин Квинзель (Леди Гага) – заключённая в том же Аркхэме за поджог родительского дома. Герои знакомятся в тюремном хоре, куда Артура пускают за хорошее поведение. Не привыкший к женскому вниманию, он мгновенно влюбляется в девушку, маниакально увлечённую его сценическим образом. В сцене их знакомства картина, наконец, показывает свою полупародийную сущность («полу», потому что пуститься в необходимый фарс режиссёр не решается), когда, флиртуя, парочка обменивается своими психопатическими фантазиями: «– Я придушил свою мать подушкой. –Ах, и я бы так хотела!».
Во взбудораженном появлением Ли (так он ласково зовёт Харли) Артуре постепенно начинает просыпаться Джокер с шутками, танцами, а теперь и песнями. Любовная линия, преломлённая в больном сознании главного героя, превращается в мюзикл, навеянный хором и крутящимися по телевизору классическим голливудскими картинами. Глядя на это, хочется перефразировать известную фразу из первого фильма: «Плачь, и ты будешь плакать в одиночестве, пой, и тебе обязательно кто-нибудь подпоёт». Кто-нибудь настолько же сумасшедший.
Смелость режиссёра поражает. Можно придумать сотни способов безопасно продолжить и даже удвоить успех первого фильма, но Филлипс и Феникс решаются на авантюру, пусть и с переменным успехом. Местами режиссёр, конечно, впадает в самоповторы, но всё же больше повторяет за другими. Например, за Жаком Деми с его «Шербургскими зонтиками», или за «Тетральный фургон» Минелли, или наконец за «Танцующей в темноте» Триера. Несмотря на такую очевидность заимствований, их осколочность спасает фильм от невыносимой тривиальности первого фильма. Сама идея мюзикла, по-хорошему сумасшедшая и синефильская, не может не радовать. Проблемы начинаются в её реализации.
Музыкальные номера, состоящие исключительно из перепетой классики, почти не двигают с места сюжет и персонажей, просто украшая достаточно буквальные диалоги. А их постановка, лишённая должного размаха, выглядит пресно и шаблонно. Очевидно, что вся история с мюзиклом задумывалась для того, чтобы показать сумасшедший мир фантазий главного героя, в котором он погряз с самого детства. Только вот происходящее на экране выглядит слишком блекло и на фантазии человека, теряющего связь с реальностью, тянет с большой натяжкой. Будем честны, Леди Гага, сидящая за роялем в луче света, мало кого способна впечатлить фантасмагоричностью. Приходится констатировать, что в «Безумии на двоих» безумия не хватает даже на одного.
Другое дело, что сцены эти всё равно замечательно сыграны и спеты. Видно, что никто не тянул из Феникса идеальных нот или профессионального исполнения, и правильно делал! Через эту неидеальность, контрастирующую с напомаженной ретрокартинкой, удаётся разглядеть пограничное состояние Артура. Гага здесь тоже шикарна: она запросто прыгает из сумасшедшей поклонницы в искусную манипуляторшу, оставляя зрителя гадать, существует ли она вообще на самом деле или это очередной плод фантазии главного героя.
Слабый и неизобретательный мюзикл то и дело прерывается такой же незатейливой судебной драмой. По сюжету распалённый поддержкой толпы и возлюбленной, Артур снова накидывает костюм клоуна, отказывается от адвоката и, кажется, готовится снова устроить обличающее шоу о лицемерии общества. Все вокруг ждут от него именно этого. Зритель, опьянённый его детской жестокостью и слёзной обидой на мир, хочет вновь увидеть забрызганную кровью клоунскую маску в телевизоре, превращающем личную драму маленького человека в захватывающее шоу. И в этих ожиданиях кроется главная трагедия героя, который сам постепенно разочаровывается в своих представлениях об обществе, справедливости и мести. Однажды почувствовавший, что значит быть любимым (даже такой дефектной любовью, которую только и способна предложить Ли), он больше не хочет бунта. Он даже петь больше не хочет.
Но и эта линия у Тодда Филлипса выходит натянутой и неубедительной, потому что Артур и Джокер меняются по щелчку пальца, не предлагая зрителю достойного погружения в голову отчаявшегося клоуна. Вот и получается, что режиссёр погнался сразу за двумя зайцами (тремя, если учитывать, что это экранизация комикса), а в итоге кормит нас овощным рагу, приправленным правильной, но жутко неоригинальной моралью.
Возможно «Джокер» стал такой же жертвой наших ожиданий, как Артур Флэк – жертвой ожиданий Харли. Мы тоже хотели увидеть кровавое шоу, острое социальное высказывание или безумную феерию, но никак не слёзное раскаяние после двух часов не самой напряжённой судебной драмы с дежурными музыкальными паузами.
